«ТРОИЦКИЙ ВАРИАНТ – ГОРОД», газета подмосковного Троицка

В ночь с 27 на 28 января 1996 г. не стало Иосифа Бродского. Судьба не вняла его просьбе, обращенной к городу на Неве:

Да не будет дано умереть мне вдали от тебя,
в голубиных горах, кривоногому мальчику вторя.

Поэт умер в своей нью-йоркской квартире. Не «в голубиных горах» (Кавказа?) и не как «кривоногий мальчик» (Лермонтов?).

Не сбылось и другое:

Ни страны, ни погоста не хочу выбирать.
На Васильевский остров я приду умирать.

Он выбрал другую страну и погост на другом острове (Сан-Микеле в Венеции). Но в концовке »Стансов городу» Бродский оказался абсолютным пророком:

…и летящая ночь эту бедную жизнь обручит
с красотою твоей и с посмертной моей правотою.

Правда, до этой «правоты» нужно было много чего еще пережить. Издевательским судебным процессом в 1964 г. он был признан «тунеядцем» и сослан в д. Норенская Архангельской области. В ссылку к нему приезжала его гражданская жена Марина Басманова (в 1965 г. у них родился сын Андрей). Вот как поэт вспоминал то время спустя 12 лет:

Ты забыла деревню, затерянную в болотах
залесенной губернии, где чучел на огородах
отродясь не держат – не те там злаки,
и дорогой тоже все гати да буераки.
Баба Настя, поди, померла, и Пестерев жив едва ли,
а как жив, то пьяный сидит в подвале,
либо ладит из спинки нашей кровати что-то,
говорят, калитку, не то ворота.
А зимой там колют дрова и сидят на репе,
и звезда моргает от дыма в морозном небе.
И не в ситцах в окне невеста, а праздник пыли
да пустое место, где мы любили.

Это письмо-посвящение Марине (отправленное? полученное?) поэт писал уже из-за океана. В 1972 г. разговоры, «что нужно уезжать», закончились изгнанием поэта из СССР.

Поэт Владимир Уфлянд говорил: «КГБ сделал Иосифу два подарка. За полтора года ссылки он написал больше, чем за любые другие полтора года жизни. А в Америке ему сделали операцию, которая прибавила 20 лет жизни. У нас бы его не стало давно…»

Первым местом работы изгнанника стала должность приглашенного профессора на кафедре славистики Мичиганского университета. Бродский преподавал историю русской литературы, русской поэзии XX века, теорию стиха, проживая в кампусе университета в городке Энн-Арбор, в краю Великих Озер, о чем писал так:

В те времена, в стране зубных врачей,
чьи дочери выписывают вещи
из Лондона, чьи стиснутые клещи
вздымают вверх на знамени ничей
Зуб Мудрости, я, прячущий во рту,
развалины почище Парфенона,
шпион, лазутчик, пятая колонна
гнилой цивилизации – в быту
профессор красноречия, – я жил
в колледже возле главного из Пресных
Озер, куда из недорослей местных
был призван для вытягиванья жил.

Все то, что я писал в те времена,
сводилось неизбежно к многоточью.
Я падал, не расстегиваясь, на
постель свою. И ежели я ночью
отыскивал звезду на потолке,
она, согласно правилам сгоранья,
сбегала на подушку по щеке
быстрей, чем я загадывал желанье.

Отвечая в 1987 г. по случаю получения Нобелевской премии на вопрос, считает ли он себя русским или американцем, Бродский говорил: «Я еврей, русский поэт и английский эссеист». Иногда вместо «английский эссеист» звучало: «американский гражданин».

* * *

Наши троицкие места посещали девять (а может, и больше) Нобелевских лауреатов: Черенков, Басов, Прохоров, Сахаров, Абрикосов, Горбачев, Гинзбург и… Бродский с Солженицыным. В мемуарах Анатолия Наймана есть воспоминания о его поездке с молодым гением в начале 60-х на дачу к Нагибину и Ахмадулиной в поселок «Советский писатель» (северная окраина нынешнего наукограда). Солженицын приезжал сюда же к Твардовскому…

Константин Рязанов

Примечание ТрВ
Газетную версию статьи можно посмотреть в ТрВ-Наука №2(71) от  01.02.2011 (ПДФ – 4МБ).